Человек.ру - Второй день. Ответы С.С.Хоружего на вопросы

Смирнов С.А.: Уважаемые коллеги! Продолжаем нашу работу. На перерыве были желающие выступить, отнестись к тому, что был сказано в докладах. Пожалуйста, есть возможность отнестись, задать вопросы. Пожалуйста.

Гопиенко И. (Томск): Я бы хотел вопрос адресовать Сергею Сергеевичу. Мне было непонятно вчера. Я вот сегодня спал и проснулся в шесть часов, и начал думать на счёт синергийной антропологии. Почему-то мне не понятно стало, ну так, критически, каким образом отбираются эти духовные практики? Каким образом устанавливается: вот это – духовная практика, а вот это – не духовная практика? То есть, исихазм – это духовная практика, буддизм – это духовная практика, суфизм – духовная практика. У меня такое ощущение появилось, что духовная практика – это то, что уже принято этим европейским каким-то мышлением, вот эти все «измы». Я насчет суфизма зацепился. Суфизм – это такая довольно спорная вещь, насчёт духовной практики…. Я бы хотел, если возможно, получить ответ на вопрос, каким образом отбираются вот эти вот духовные практики, то есть каким образом они будут попадать в «банк данных» или попадают в «банк данных» сейчас?

Хоружий С.С.: Большое спасибо за вопрос. Во-первых, вопрос мне чрезвычайно приятен своей тональностью и интонированностью, говоря по Олегу Игоревичу. Здесь воспроизводится та самая классическая нота русских разговоров, русской заинтересованности в бытии, которая в бессмертном стихотворении звучит:

Вот здесь звучит, как говорится, русское гегельянство, заря русской интеллектуальной жизни, где-то этак лет 180 назад. И вот мы слышим – человек в шесть утра проснулся с мыслями о синергийной антропологии и духовных практиках. Стало быть, жив курилка. Так что большое спасибо. Что касается вопроса о духовных практиках, то двойное спасибо, потому что этот вопрос даёт возможность просто изложить кусочек.

Ответ на него давно написан, на этот вопрос. Просто у меня вчера ни на что не хватило времени. И о самой синергийной антропологии, как уже я извинялся, просто практически ничего сказано не было. А в составе синергийной антропологии построение, реконструкция общей парадигмы духовной практики как антропологического феномена и, соответственно, реконструкция, предполагающая отличение, выделение из всей антропосферы – это просто из существенных подготовительных работ.

Эта подготовительная работа сначала заключалась в реконструкции исихазма, затем в аналогичном, хотя более беглом анализе основного репертуара других мировых практик, а именно суфизма, дзэна, даосизма и буддийской тантры. Плюс, что очень существенно, уже действительно по отличению сходных видов мистицизма, таких, как примыкающих, но неидентичных явлений, таких, как школа духовных упражнений в католической мистике и неоплатонический античный мистериальный мистицизм. Тоже два варианта: ранняя античная мистериальная мистика и поздняя зрелая неоплатоническая мистериальная мистика. Вот всё это было разобрано, и на вот этой, как говорится, уже несколько технизированной базе данных была вычленена общая парадигма, которая и была резюмирована в сводной дефиниции, которую я с вашего позволения и оглашу:

«Парадигма духовной практики» может быть определена следующими главными чертами:

А. Общий тип явления в целом – «духовный процесс на антропологической границе».

Это, в свою очередь закавычено. Это термины, которые были введены раньше. Ну, простите такой способ научного рассуждения: определение отсылает к ранее сделанному определению.

«…на антропологической границе, носящий холистический характер (т.е. задействующий все уровни организации человека, физические, психические, интеллектуальные, осуществляемый сознательно и активно, и ставящий онтологически значимую цель (т.е. затрагивающую фундаментальные предикаты человеческого существования, природу и способ бытия человека)»[1].

Пункт «В: Духовный процесс…» Это просто укоренившаяся формула, которая злоупотребительна, на самом деле – это антропологический процесс).

Гопиенко И.: Можно вот тут сразу к первому пункту? Вот язык, он может сюда относиться, в принципе язык, в широком смысле слова?

Хоружий С.С.: Это абсолютно особый вид практики, который человеком не выстраивается как духовный процесс на антропологической границе. Первые же слова в пункте А: «духовный процесс на антропологической границе». Язык человеком не выстраивается как таковая практика. И по отношению к языку исходная работа концептуализации еще сама должна быть проделана. Как Вы понимаете язык? Что это такое? Вы практикуете язык, или наоборот?

Во всяком случае, сразу ясно, что это не из классов тех процессов, которые здесь вообще рассматриваются и описываются. Вопрос об отношении законно должен ставиться. Но. Опять-таки дело в том, что язык – это слово. Сначала Вы должны задаться определенной концептуализацией самого языка. Что Вы понимаете, говоря о языке?

Гопиенко И.: Я понял. Я не могу схватить хотя бы минимальные параметры для того, чтобы определить, выявить, чтобы сказать: «Вот это – духовная практика» Вот так пальцем показать.

Хоружий С.С.: Я зачитал пункт А, и Вы поспешили заявить, что Вы не улавливаете. Всех пунктов соответственно пять. Позвольте мне зачитать:

Пункт «В. Духовный процесс, (правильнее – антропологический процесс) имеет восходящую природу, обладая членением на выраженные ступени, ведущие от начально-предварительных состояний, а точнее (здесь работа с терминами на каждом шагу). Речь идёт вообще не о состояниях, не статичных состояний, но активностей, энергийных конфигураций. Так вот, каждая ступень – это не состояние (разговор в терминах «состояние», вот пресловутое состояние сознания, картография сознания, обычный язык психологии, в частности трансперсональный у меня, синергийная антропология выстраивалась в дискуссии со всем этим языком). Язык состояний я нахожу просто некорректным. «…к некоторому (опять в кавычках, потому что злоупотребление терминологией неизбежны) «высшему духовному состоянию», в действительности я принимаю тоже, вполне имеющий за собой историю термин «телос». «Высшему духовному состоянию», несущему в себе смысл, телос, всего процесса и отражающему специфику данной традиции, данной практики, её уникальность.

Пункт третий. В духовном процессе выделяется начальная часть, содержание которой в той или иной форме носит характер приуготовляющего очищения. Последнее также холистично, включая элементы телесного воздержания, душевного отрешения и духовной решимости.

Пункт четвертый. Ядром своим духовный процесс имеет некоторую «практику» (опять в кавычках, как термин, который прорабатывался раньше), систему медитации и (или) молитвы, как своего рода онтологический аутотренинг, основанный на той или иной методике, одновременной, параллельной концентрации внимания и фокусирования энергии, носящей накопительно-поступательный кумулятивный характер, углубляющийся и интенсифицирующийся и содействующий в продвижении к телосу.

Вот по этому, четвёртому пункту имеют особые длинные разработки, что это необходимое ядро. Здесь разрабатывается, вот на этом этапе в ядре; ядро – это создание онтологического двигателя, определённого механизма внутренней жизни, определённых новых ресурсов внутренней жизни и внутренней реальности человека, которые делают возможным то, что раньше не было возможным и то, что в обыденных антропопрактиках вообще невозможно в принципе – продвижение со ступени на ступень. Восходящий характер обеспечивается именно тем, что я здесь назвал онтологический аутотренинг. В другом месте я это называю созданием онтодвижетеля и употребляю здесь довольно продуктивную метафору, к Новосибирску имеющую особо тесное отношение, метафору «Токамака», а именно – создание сверхвысоких температур в камере с магнитными стенками. Создается особое такое пространство внутреннее, ограждаемое стенками внимания, и вот в этом особом пространстве создается аккумуляция энергии.

Далее. Последний пункт. «Сама по себе практика не способна обеспечить полноту достижения телоса. И эта полнота обретается лишь действием некоторых факторов, недоставляемых и неуправляемых человеком. При отсутствии этого условия духовная практика теряет онтологическое содержание (смотри условие А) и принимает редуцированную форму психотехники»[2].

Вот определение парадигмы. С тех пор, как оно было сформулировано, мы его соответственно апробировали на материале других духовных практик. Как мы уже говорили, в деятельности института проводится достаточно детальная программа по дзэн-буддизму. И, в общем, эта формула, когда она возникла, она несколько проективный характер имела, действительная, полная реконструкция была только в случае исихазма, в случае остальных практик был только беглый осмотр.

Ефимов В.С.: Сергей Сергеевич, можно еще один вопрос, извините, что перебиваю. Вчера Вы практически такое предисловие к синергийной антропологии сделали, пометили место её рождения в истории философской мысли. И прозвучало два очень резонирующих для меня концепта: энергийности и предельности. И было бы, на мой взгляд, важно, если бы Вы их развернули, чтобы можно было начинать к этому относиться, начинать вот эти резонансы и, может быть, отнеслись к тому, что представлял Олег Игоревич сегодня. Чтобы у нас появился не просто эпизод из разорванных фрагментов, а осмысленное что-то.

Хоружий С.С.: Спасибо. Я Вас должен чрезвычайно благодарить, потому что мне, как говорится, даётся лишнее время к тому, что было вчера. Это опять, как и первый вопрос, просто не вопрос на соображение, а вопрос на изложение определённых кусков предмета, который вчера я не успел донести.

Значит, принципы энергийности и предметности. Вот из того, что зачитывалось про духовную практику, уже понятно. Когда я говорил, что уже с устоявшейся психологической терминологией состояний я спорю, пытаясь её скорректировать. В какую сторону? В строну энергийных конфигураций. Я спорю не от себя, а спорю, глядя в предмет, вот в эту самую феноменальную почву антропо-духовных практик. И я вижу, что вот там не мной, как ученым, взявшимся абстрактно размышлять о предмете, а вот в этих практиках человек берётся эффективно именно как энергийное образование. и он характеризуется именно своими энергиями ( в исихазме они так и называются – энергии, в буддийских практиках они называются дхармами). И, будучи понятым и взятым, как энергийное образование, духовная практика, поняв так человека, начинает этими конфигурациями осуществлять работу. Она видит, что в своих обыденных практиках конфигурация человека осуществляет такие-то и такие-то, а для целей, которые ставит перед собой духовная практика, онтологически значимых, как мы договорились выражаться, эти конфигурации должны быть принципиально другими. И начинает выстраивать путь от тех конфигураций, которые осуществляются в обыденности, к конфигурациям абсолютно и принципиально другим. Вот это энергийность. Это понимание человека, как энергийного и, соответственно, работа с ним, как с энергийным образованием. А предельность – это уже, как намечалось вслух, как про антропологическую границу. Кажется, все-таки про размыкание я успел вчера сказать, хотя бы в связи с Кьеркегором. Что такое по Кьеркегору осуществления самости, осуществление подлинного себя? За этим, хотя у Кьеркегора был только гегельянский концептуальный арсенал, а вот арсенала духовных практик у него не было, ему было бы гораздо легче выразить то, что я хотел сказать. За этими рассуждениями Кьеркегора лежит именно открывание, размыкание человеком себя в своих энергиях. Если мы человека понимает сущностным, классическим и эссенциальным образом, то парадигмы размыкания мы никак не сформулируем. Сущность это не то, что можно куда-то размыкать, размыкать можно именно энергийное образование. Энергии характеризуются ориентациями, они обладают свойством, контактами взаимодействия с другими энергиями – всё это абсолютно другой ряд предикатов, нежели к всех понятий сущностного ряда. Вот с энергиями именно такое возможно, и мы говорим, что антропологическое размыкание конститутивно. Человек осуществляет размыкание своих энергий, а размыкание – это вхождение с некоторыми энергиями иными, внеположными, причем внеположными сразу в сильном смысле. Вот в том самом максимально сильном смысле, онтологическом, то есть речь идёт о вхождении энергии человека в соприкосновение в такими энергиями, источник которых он не может идентифицировать, локализовать не только в себе самом, как таковом эмпирическом существе, но нигде в пределах горизонта своего существования. Это онтологически внеположные энергии. И вот взаимодействие с ними, с такими онтологическим иным, энергийным иными, оно для человека конститутивно, именно во взаимодействии складываются структуры самости, идентичности, но здесь уже в разных традициях и школах свой словарь, структуры личности, скажем мы просто, по-христиански. Вот это и есть предельность. Те антропологические проявления, в которых человек размыкает себя, они предельны – это определение. Энергия размыкания – это предельное проявление человека. И принцип предельности, он формулируется так: «Антропологическое размыкание конститутивно». Такой краткий тезис.

Ефимов В.С.: Сергей Сергеевич, я бы хотел еще, чтобы Вы отнеслись к представлению по поводу происходящего, говоримого. В моей жизни были люди, которые на каком-то шаге уходили в духовные практики православия. Моя рефлексия по этому поводу выстроилась следующим образом. Вот этих жизнетворных сил, откуда естественным нерефлектируемым образом появляются почины, замысливания, порывы и так далее. У этих людей по разным причинам истончились, и выйдя на вот эту предельность, осмысленность или бессмысленность своего существования, они фактически были вынуждены для сохранения живого в себе обратиться к этим практикам и «припасть» к этим ресурсам. И сейчас моё представление такое. Те люди, которые вышли на вот эту граничность (предельность, может быть не в вашем смысле), для них это то, что обсуждается как важное в витальном смысле, «жить или не жить». И тогда синергийная антропология, она, говоря про исторический контекст, говорит, что человечество в целом выходит на эту предельность, и поэтому нужно думать, выстраивать эти практики, как позволяющие восстанавливать, порождать вот эти ресурсы и т.д.. Но при этом, на мой взгляд, другие формы существования человека, и мегамашинное в том числе, они имеют право на жизнь, имеют право на более эффективную организацию, на гуманитаризацию, в конце концов. То есть, эта истонченность жизнетворного слова требует специального обращения, работы с ним и возвращения к тем ритуалам, ритмам жизни, которые были до этого. Но в целом это не означает тотальную революцию: а теперь отбросим экскаваторы, унитазы и канализационные трубы и начнём жить, пасясь на лугу, как кони и т.д. Понятно, да? Вот это место синергийной антропологии – как ответ в определённом смысле на вызов человечеству, истончившему эти ресурсы. И это обращение к исходным практикам – это как форма ответа на этот вызов, поиск ответа на этот вызов. Я так это осмысливаю. Отнеситесь к этому…

Хоружий С.С.: Нет, нет, нет. И этот вопрос тоже такого же типа, как и предыдущие, он отсылает в минимум, который уже сначала надо было сказать по поводу оснований синергийной антропологии, и, конечно, этот вопрос с самого начала возникал, и определённые размежевания тут с самого начала надо было расставить. Разумеется, ну синергийная антропология вообще не строится в таком вот рекомендательном и учительном дискурсе. Но и по существу содержания она, разумеется, не носит характера «ретро» антропологического движения, архаизирующего. Абсолютно нет. Когда сказано «размыкание» и указанны, что называется, его исторические примеры, здесь еще нет ни каких архаизирующих рекомендаций абсолютно. Есть другое. Есть одна очень важная инстанция, которую я пока еще не имел случая подчеркнуть, которая обязательно должна быть здесь упомянута. Это инстанция традиции. Вот когда Вы говорили, что у людей возникают подобного сорта экзистенциальные и жизнестроительные проблемы, и они их разрешают таким путём, на это я сразу должен сказать, что духовная практика соотнесена и существует как определённая диада, как я называю, с духовной традицией. Духовная практика – индивидуальный процесс, совершенно верно. И предельно индивидуализированы, скажем так,- это отношение человека к самому себе и, как мы знаем, она вырабатывалась человеком в формах предельной обращенности человека к самому себе, предельной интравертированности с полным отключением всех иных практических горизонтов, попросту в анахоретстве. Именно не просто в монашестве, а в монашестве уединенном, отшельническом в отличие от монашества коллективного, кеновийного. Но потом оказалось, что такая предельная интравертируемость, она собственно требуется не существом дела, а она нужна для того, чтобы всё это впервые открыть и выработать в лаборатории. А когда уже формы найдены, то хранить и репродуцировать их, как сама же традиция исихастская утверждала, человек может вообще в любых условиях, даже не только обязательно в монашестве, но и попросту в социальной жизни. Считается, что это один из отличительных мотивов именно русского исихазма, в отличие от византийского, мотив монастыря в миру знаменитый. Но уже в византийском исихазме тоже эти мотивы возникли в эпоху, которая особа значима для традиции исихастского возрождения XIV века.

Тогда есть знаковые такие значения и для исихастской традиции и вообще для духовных практик. Имеющие знаковую значимость эпизоды в истории традиции, когда традиция утверждала вот эту свою универсальность антропологическую. Когда Григорий Синоид своих учеников посылал обратно в мир, для действия в миру, а не в монастыре. Когда Григорий Палама имел дискуссию с неким отшельником Иовом, который утверждал, что разрабатываемые исихазмом духовные средства, они исключительно для монашества и, более того для анахоретского монашества, Палама, соответственно категорически отвергал эту позицию и утверждал в очень отчетливых формулах именно антропологическую универсальность. То есть для того, чтобы открыть вот эти антропологические средства, сначала нужно очень сосредоточится и отключиться, но когда традиция уже их нашла, то она обнаруживает, что они совершенно универсальны. Вот это такая диалектика уникальности и универсальности, она с феноменом духовных практик неразрывно связанна, она возникает постоянно, на каждом шагу. Имеется в виду именно антропологическая универсальность с одной стороны, но с другой, что значит эта универсальность? Это значит, что в любых внешних условиях хорошо. Непогруженный явно в традицию и обстановку, ты должен её имплицитно иметь в себе. Всё равно вот эта диада, индивидуальная практика и соборная традиция она неотъемлема от феномена духовной практики. Это неиндивидуальное явление, это явление….. Ну я здесь провожу естественную аналогию структурную с биологическим видом или популяцией. Существование биологической особи – это её абсолютно индивидуальное тело. Она должна изжить собственное существование. Телосом её биологического существования является продолжение рода. Вот если она еще и этого достигнет, то всё. Её существование исполнено. Она своего телоса достигла. И это абсолютно индивидуальный процесс, единичный. Но, как мы знаем, она не может этого осуществить, если нет объемлющей, видовой популяционной среды. Вот точно также традиция – это та самая необходимая, объемлющая среда практики. Только она доставляет не те уже условия, которые биологический вид доставляет каждой своей особи, а она соответствует духовным явлениям и предпосылки, которые должны быть обеспеченны тоже духовными. Или точнее, они прежде всего методологичны. Тот предельный опыт, который может быть достигнут, он достигается исключительно путём исполнения долгих, более чем долгих, строжайше выдержанных правил. И вот эти правила человек не может сам себе доставить. Их доставляет традиция. И эти правила очень существенной своей компонентой имеют сверх индивидуальную, интерсубъективную, соборную проверку опыта, герменевтику. Ты должен проверять свой опыт, иначе ты никуда не продвинешься. И вот эта проверка – она сверхиндивидуальна, поэтому все индивидуальные психопрактики, что называется, они обречены оставаться тем, что в моем определении названо психотехниками. А духовными практиками они не могут быть по определению, потому что духовная практика – это следование органону, органон – это метаметод, скажем так, это полный метод, полный канон определённого метода, который не принадлежит человеку и им самим добыт быть не может. Мы ему следуем. Мы его берём от традиции. И больше нет другой инстанции, откуда нам его взять. Примерно так.

Шепилов А. (Новосибирск): У меня вопрос как раз к Валерию Сергеевичу. Валерий Сергеевич, Вы сделали предположение, что люди, у которых истончается вот этот определённый слой, они для того, чтобы где-то черпать порывы новые, они обращаются к духовным практикам. Есть еще что-то, где эти порывы могут черпаться помимо духовных практик, то есть за счёт чего у других людей этот слой не истончается?

Ефимов В.С.: Я не могу ответить на этот вопрос или по крайней мере он требует большего обдумывания. Это к Сергею Сергеевичу. Сергей Сергеевич, еще один вопрос. прошу прощения за назойливость.

Хоружий С.С.: Хорошо. Я только что сообразил, что на вторую часть вопроса об организации архаичности я еще не совсем ответил.

Ефимов В.С.: Смотрите, есть исихазм, как определенная духовная традиция. Правильно я говорю?

Ефимов В.С.: Вроде существуют еще традиции. Я не знаток, но, вроде бы, есть еще что-то и в мусульманстве, католицизме и так далее. Теперь смотрите. Дальше, на вот этой вот мировой карте в том числе и конкуренция между ними существует, буквально по втягиванию, захвату человеческого материала, как те, на ком живёт эта традиция, как те, кому открываются источники энергийности и так далее. Наверное, это дурацкий язык, но в чём конкурентное преимущество той традиции о которой Вы сейчас говорите, в том числе и перспективной, ну я понимаю, в том числе и для России, для славянского этноса, может и для мира как-то интересно. Потому что если обсуждать это или думать об этом как об определённый антропологический проект, то проект требует вот этой внешней разметки, понимание чего и как там может происходить. Если это никак не корреспондирует…

Хоружий С.С.: Нет. Вопрос понятен и опять очень хорошо, что он прозвучал. Потому что то, что как раз звучало в этом вопросе, это как раз и есть чуждая стихия и чуждый дисскус, с которым нужно решительным образом действительно размежеваться. Конкуренция, сравнение, антропологический проект, - это вот и есть всё то, другое, с которым опять нужно устанавливать отношения. Во-первых, духовная традиция – это решительнейшим образом не антропологический проект. Отношение к человеку здесь непроектно, а личностно, и это абсолютно принципиально разные вещи, диаметрально разные вещи. Антропологический проект – это технарское, технологическое отношение, по отношению к которому традиция себя решительно отделяет и, больше того, противопоставляет. Это, как говорится, дегенерация традиции, проектность. Аналогично уже понятно, что о конкуренции между традициями и даже о сравнении их никакой речи быть не может. Есть естественный тезис, сделанный в поэтической форме. Ну поэтическая форме здесь в чести, а кроме того формула принадлежит Мандельштаму, который опять же очень в чести: « Не сравнивай: живущий несравним», - это опять философский тезис, он полностью принимается антропологией, философией и теорией личности. «Не сравнивай: живущий несравним». Традиции несравнимы, они входят друг с другом во взаимодействия. Взаимодействия эти неконкурентны, это суть отношения общения, а отношения общения – это абсолютно сфера иная, с иными категориями, с иными законами. Отношения – личностная стихия, где реализуются парадигмы личности, участности, это принципиально сфера с другим языком, с другими закономерностями.

Ну, исторический пример. Абсолютно на тему вашего вопроса. Всегда говорится о том, что исихазм тесно взаимодействовал с суфийской традицией. И есть определённый круг просто исторических свидетельств и фактов, которые говорят в традиции о том, что их соприкосновение привело к целому ряду пунктов общности, над которым исследователи мудрят, кто на кого влиял. И вопрос оказывается абсолютно неразрешимым. Даже не кто на кого влиял, а какая традиция чего позаимствовала целый ряд общих деталей, которые всегда отличаются, включая детали самого глубинного характера. Вот я говорил, что самое глубинное, что в традиции есть это её онтодвижитель. Каков он? Это механизм непрестанный, это один из способов непрестанной молитвы какой-то. И вот между способами суфийского зидро и, соответственно, исихастской непрестанной молитвой есть хорошо зафиксированные, хорошо исследованные пункты общности. Вот по поводу этих пунктов общности несчетное количество исследований. Как правило, исследователи исихазма, учёные прежних школ, фиксируя эту общность, говорят: «Вот это совершенно явное заимствование из суфизма». Точно так же, симметрично, в сообществе исследователей суфизма, фиксируя эти черты, учёные говорят: «Ну, это совершенно явное заимствование из исихазма».

Ответ разумеется не там и не там. Вот это и есть парадигмы старого научного сознания, которое оперирует категориями конкуренции, сравнения, заимствования, влияний. В личностной сфере всё по-другому. И язык нужен другой. Происходит то, что я называю (ну так, предварительно, у меня не было времени), это очень интересные вещи, которыми в синергийной антропологии должна заниматься, но пока только очень бегло, я это называю… существует феномен «встречи на глубине». Модели контактов здесь разрабатываются, и они совсем иные, свои модели контактов. Есть протестантская модель контактов, которая по понятным принципам общности, вот есть общие пункты, по ним встречающиеся договариваются. А есть совершенно другое, когда встречающиеся предъявляют друг другу не пункты общности, а пункты различия, именно те пункты, в которых сконцентрирована их самость. И вот когда бывает такое абсолютно нерационализированное, и механизмы вот в эту терминологию сравнения и конкуренции не укладывающиеся. Бывает. Что когда ты предъявишь себя другому в качестве.. а вот у меня с тобой совпадает. Давай дружить. А в качестве абсолютно отличного. Вот здесь и завязывается «встреча на глубине», которая имеет опять свои парадигмы развития, которая углубляется. И вот духовная традиция - это личностные образование, принципиально, и между ними происходит явление «встречи на глубине», которые надо описывать и которые еще как следует не идентифицированы, но которые в современной обстановке будут принципиально важны. Вот весь этот разговор о мультикультурализме сегодняшнем, диалоге традиций и прочее ведётся принципиально вот в этой самой компьютерной парадигме, но она же протестантская действительно, протестантского экуменизма. Обмена общностями. Смотрите, вот тут у нас общее, мы все на двух ногах ходим. По этому случаю мы должны развивать крайне дружественное к себе отношение.

Ефимов В.С.: Сергей Сергеевич, у меня короткое вопрошание. Есть ли кто-то, кто готов взять ответственность за сохранение традиции или же вот просто таких не может быть? И традиция существует, традиция может умирать и исчезать. И никто вообще.

Хоружий С.С.: Вот мы вчера видели визуальную антропологию. Мы видели, что каждый принадлежащий к традиции несет в себе и ответственность. Ээто личностное образование.

Ефимов В.С.: Вот смотрите, если традиция живёт на людях, то, например, вот эти пять-шесть старушек, которые держат на себе традицию, отвечают за неё. Теперь представьте, что половина из них ушла в другую традицию.

Хоружий С.С.: Это не тот разговор, абсолютно. Это не разговор в терминах индивидуальных существований.

Ефимов В.С.: Вот смотрите… Та же деревня вымирает, традиция исчезает. Исчезает и всё.

Хоружий С.С.: Нет. Если угодно, она не исчезает и никуда исчезнуть не может. Исчезают носители.

[1] Хоружий С.С. О старом и новом. – СПб.: Алетейя, 2000. – С. 382.

[2] Хоружий С.С., там же, с. 383 – 384.