Автор: Бибихин В.В.
Бибихин В.В. Грамматика поэзии. Новое русское слово. – СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха. 2009. – 592 с.
Этот сборник работ Бибихина символичен тем, что на фоне обилия работ по поэтике и лин гвистике текста у нас в принципе почти нет работ по антропологии поэзии. И тут – такой подарок. В сборнике опубликованы курсы лекций, которые читал Философ в МГУ в 2000 году, а также материалы семинара по современной поэзии, который он вел на философском факультете еще в 1992-93 г.г. Большая часть материалов семинара – стенограммы обсуждений поэзии О.А.Седаковой.
Этот сборник радует меня созвучием тому, чем я пытаюсь заниматься последние несколько лет – антропологией стиха (очерк об автопоэзисе Марины Цветаевой см. в данном альманахе).
Сборник поразителен, однако, страшным одиночеством авторов, Бибихина и Седаковой. Потому что в начале 90-х так говорить и писать можно было позволить себе, находясь уже в ином времени.
Курс свой Бибихин начинает с фразы Новалиса: «философия – грамматика поэзии».
Собственно вокруг этого тезиса и развертывается разговор. Бибихин восстанавливает исконное родовое предназначение поэта, согласно которому практика поэзии – «спасение, человека и через него как мессию (Христос) – природы» (с. 10). Он сравнивает и уравнивает поэта со священником в их культурной функции: «В этом смысле, что Христос существо человека, поэт и священник одно» (с. 9). Бибихин, опираясь на немецкую традицию (Новалис, Гельдерлин) фактически восстанавливает утраченную память культуры о роли поэта как герое, то есть жертве и жертвователе: «Поэт и священник были исходно одно, и лишь позднейшие времена их разделили. Истинный поэт всегда священник, так же как истинный священник всегда остается поэтом (Новалис)» (с.9, прим. 4).
Интенсивное и настойчивое восстановление немецкой культурной памяти для Бибихина важно для подтверждения своего ключевого тезиса в работах последних лет – о возврате к другому новому началу, о восстановлении этого начала (см. его работы «Другое начало», переводы Хайдеггера).
На фоне постылых и лихих 90-х годов прошлого века ссылка на культурную традицию, увязывающую роль поэта и священника, звучала одиноко и глухо. Вот снова из Новалиса: «Поэзия есть великое искусство создания трансцендентального здоровья. Поэт есть трансцендентальный врач. Поэзия властно правит болью и соблазном – удовольствием и неудовольствием – заблуждением и истиной – здравием и недугом – она перемешивает все ради своей великой цели всех целей – возвышения человека над самим собой» (с.10-11, прим. 7).
В плотной речи Бибихина с густой примесью цитат из Новалиса, а затем и Гельдерлина и ведической традиции перемешиваются позиции и теряется историчность – это говорит немецкий романтик, священник-носитель ведической традиции или современный философ?
Но ключевые вещи сказаны: «Поэт прототип человека, но вот что: не как первый Адам, который когда-то был, а прототип сейчас, по которому все образуется» (с. 11). И это восстановление роли поэта всегда актуально, поскольку «мир снова и снова отпадает от своего начала и существа, верности и любви, и поэзия каждый раз берет его уже как хаос, лес (материю), чтобы создать мир заново» (6, с. 10-11).
Тем самым Бибихин возвращается к родовой роли поэта – восстановление утрачиваемой цельности человека и мира и через поэзис попытка (равная пытке), отдавая себя в жертву, восстановления целостности человека, являя тем самым себя как человека. Человек становится через поэзис. Бибихин восстанавливает мировые корни-смыслы, культурный этимон понимания существа поэзии. Делая отсылки к Новалису, он идет далее к Ригведе и античной традиции.
На этом фоне уместно спросить себя и умного собеседника – такое ли место занимает поэт сейчас? И не в том ли суть культурного кризиса и антропологической катастрофы, что она, эта культурная функция поэта, утеряна? Не в том ли кризис, что поэт перестал быть держателем культурных скреп, властителем, держателем власти через слово о бытии, перестал быть органом бытия?
Бибихин говорит о культурной триаде, об особой роли поэта, философа и священника, фактически утверждая, что роль жертвователя перенял у священника поэт. Философия же выстраивает, вырабатывает грамоту для поэта, расшифровывает ее, благодаря которой поэт узнает себя. Первое правило поэтической грамотности, говорит Бибихин, – самоописание, самораскрытие себя, своего лица, раскрытие истории, правды своей, правды лица – через зеркало философии.
В этом смысле, с опорой на Веды, Бибихин утверждает, что поэт – такой же делатель священного текста, как священник – делатель священной литургии (с.17).
Если продолжить это рассуждение, то можно сказать, что поэт не от себя говорит, а сквозь себя произносит, озвучивает глас, зов сакрального, становясь жертвователем. В культурном смысле великие поэты в наш безбожный век, такие, как О.Мандельштам, М.Цветаева, В.Шаламов, И.Бродский, О.Седакова восстанавливают именно эту сакральную силу поэта, они выполняют посредством поэзиса онтологическую работу, творя и созидая культурные скрепы мира и человека.
Тираж 1500 экз. Купил в магазине «Фаланстер» в Москве в апреле этого года. Больше нигде не видел. |
