|
Первый день.
Смирнов С.А.: Большой разговор требует большого времени. Это только начало разговора. С окончанием семинара наш разговор не заканчивается. Мы продолжаем формат сообщений. Авторы докладов должны понимать, что всего они все равно не успеют сказать, времени у них не так много. А вечерние фильмы, разумеется, остаются. Итак, слово следующему докладчику.
Лапова Ирина Юрьевна. Ассистент и аспирант кафедры философии НГУЭУ.
Здравствуйте! Тема доклада звучит так: «Маргинальность современной урбании».
Мне бы хотелось озвучить эту тему для того, чтобы как-то её вместе обсудить и осмыслить. Я готова и открыта к замечаниям, поскольку, на мой взгляд, тема не нова, но не менее актуальна.
Нужно сказать, что город, представляющий собой наиболее сложную многообразную среду обитания человека, на протяжении всей жизни человечества играл одну из важнейших ролей, формируя особый тип, тип городского человека.
Однако, с конца XIX века под влиянием существенных социально-экономических, культурных изменений город становится основой нового цивилизационного процесса, который мы обозначаем урбанизацией. Это рост городского населения, это рост значимости роли городов в жизни общества, а также существенные качественные и количественные изменения, которые это процесс сопровождают. Ставши универсальным, такой процесс формирует новую реальность, более того, формирует новый образ жизни человека и, так называемый, изменяющийся мир, который мы можем охарактеризовать следующими чертами.
Это субъектная персоонализация, словами Ричарда Сеннета можно назвать падением публичного человека, в результате чего мы можем наблюдать рост атомарности общества, это возникновение новых форм социальных отношений, это смена вплоть до нивелирования идеологем – общественных, политических, религиозных, исчезновение единого ценностоно-смыслового поля, а также плюралистичность искусственной среды обитания человека.
Однако, по нашему мнению, именно новая форма качества города, ставшего в результате данного процесса как раз социокультурным пространством доминирующей массы человечества, становится основной причиной растущего кризиса самоидентификации личности, а также причиной возникновения феномена маргинальности.
Забегая вперёд, нужно сказать, что на сегодняшний день не существует единой концепции маргинальности, нет какой-то целостной и универсальной объяснительной модели данного явления.
Сам термин с латинского означает границу, край, а значит промежуточность, пограничность человека между двумя и более социокультурными мирами. Однако история интерпретации понятия показывает, что цивилизационный аспект, именно рассматриваемый временной контекст, играет достаточно принципиальную роль в рассмотрении данного явления.
Что касается сегодняшнего, то нужно сказать, что в более сложном и дифференцированном городском пространстве человек оказывается перед многочисленными вызовами, среди которых мы можем обозначить повышенную степень социальной, экономической, культурной мобильности, модификации традиционных форм семейных и других отношений. Это множественность поведенческих ориентиров, которые заменяют и трансформируют уже исторически сложившиеся нормы поведения и т.д.
В эпоху такой всеобщей переходности реконструируется ценностно-смысловая картина мира, исторически сложившиеся универсальные категории, такие как бог, смысл, истина как действительность, заменяются или нивелируются вообще. Мировоззрение становится у человека временным, ситуативным, которое множится индивидуальными представлениями. Формируется урбанистическая реальность неустойчивости, что актуализирует как раз проблему самоопределения личности. В таких условиях, на наш взгляд, как раз несомненно принципиальным является комплексное осмысление города, как формы условия и маргинальности, как следствия содержания. Но в таких условиях совершенно логично становится общая беспокойность многих исследователей, которые неустанно повторяют о кризисе становления личности в современном мире.
Однако для более полного понимания такой картины и причин данного явления, на наш взгляд, мы хотели бы согласиться с Э.Тоффлером, как раз важно понять, что так необходимо личности для более целостного формирования чувства идентичности.
Психолог Эрик Эриксон на вопрос: «А что же такое идентичность?», – отвечает следующим образом: «Это жизненный нарратив, это субъективное ощущение некоторой воодушевленности от целостности и преемственности». На наш взгляд, именно современная ситуация, которая порождается в современном городе, принимающем новые формы расселения, такие как агломерация, мегалополисы и более глобальные формы, как раз мешают самоопределяться человеку в традиционно утвердившихся формах и пока, на сегодняшний день, единственно возможной для обретения этой целостной картины самоопределения и целостного самоощущения.
Нам бы хотелось все-таки выделить три условия, по которым вполне логично обретение более или менее органичного чувства идентичности, которое можно определить следующими путями:
1. Это осмысление жизни.
2. Это чувство общности.
3. Это чувство структуры, через которую человек как раз и реализует себя как личность.
Что касается чувства общности, то есть только одна страсть, которая удовлетворяет потребности человека в его единстве с миром и в обретении при этом чувства целостности и индивидуальности. Это любовь. Такое определение любви, о котором рассуждает Э.Фромм, мы можем представить себе как сложный сплав переживания чувства солидарности и причастности человека с общим, личности с обществом, человека с человеком, человека с божественным. Однако именно в современном городе возникают такие кризисные явления, как аномия, как расовые и национальные конфликты, насилие, людское безумие и т.д.
В современном городском пространстве с его непостоянством, временностью, скоротечностью вещей и событий от человека требуется высокая степень его адаптивности, реагирования на быстро изменяющуюся реальность.
В информационную эру, где информация становится как раз метаценностью, мобильность становится одним из критериев, который выдвигается человеку. Таким образом, революционно новое содержание урбанистической реальности формирует мобильную личность, готовую к перемене социальных групп, собственных интересов, географической локализации и прочее, что делает, например, на наш, взгляд, нормой массовую подвижность населения. Ориентация в данном случае мобильного человека направлена на потенциальные блага завтрашнего дня и обесценивание существующих прошлого и настоящего. Так, революционными темпами и совершенно бескомпромиссными формами, происходит преломление качественного и количественного характера человеческих отношений. В результате такой достаточно высокой степени стимуляции городской жизни отношения сменяются с дружеских на приятельские, основанные на приоритете и интересах.
В данном случае мы наблюдаем позицию невмешательства, достаточно высокую степень селективности при выборе партнёров. Визуальный контакт между посторонними людьми сводится в нулю. По мнению Боголюбова, исследователя современных мегаполисов, такое одиночество личности среди себе подобных противоестественно для психики нормального человека. Но с другой стороны, если мы обратимся к исследованиям Зиммеля, которые были проведены еще в начале XX века, вполне логично, что при такой интенсивной жизни человек не может демонстрировать те же реакции, которые он проявлял в более маленьком по размерам и качеству жизни городе.
Нужно сказать, что и в рамках семьи категория любви и человеколюбия утрачивает свое ключевое и интегративное значение. Если ранее семья как раз была тем тылом, в котором формировались чувство солидарности, сострадания, взаимовыручки, помощи другому, то на сегодняшний день сама структура семьи очень сильно и кардинально меняется. Многоступенчатая форма семьи, которая представляла собой не только родителей и детей, но и многочисленных дядьёв, тёток, старших и двоюродных братьев и сестер, сбрасывает свой лишний вес при выдвижении новых требований к человеку, как профессиональной неукоренённости, географической мобильности и др., и приобретает форму нуклеарной семьи.
Но с другой стороны такие футурологические прогнозы Тоффлера, которые он достаточно давно уже проговорил, на сегодняшний день уже намечаются и обретают вполне реальную форму. Это и бездетные, серийные, гражданские браки, и профессиональное родительство, это коммунальное проживание и многое-многое другое.
Таким образом, отношения сменяются с альтруистических на взаимовыгодные, более удобные и комфортные. Фраза Уильяма Шекспира: «Распалась связь времен», – становится как никогда более актуальной. Увеличивается разница между поколениями, разрушается принцип преемственности, исторической памяти, поскольку в мире постмодерна это становится препоной и делает человека менее мобильным и менее гибким в быстро обновляющемся коллажном мире.
Что касается обретения чувства структуры, то нам бы хотелось привести ответ на вопрос: «Что же может направлять людей, отрезанных от дома, пытающихся создать свой новый жизненный норматив?», – ответ Ричарда Сеннета, который даёт вполне убедительный в данном случае свой вариант – это прорубание карьеры как дороги, которая является противоядием от личностной неудачи. Однако, на наш взгляд в условиях урбанистической реальности с её установкой на успешную карьеру, на достаточно большой ассортимент специализаций, на мобильность, как способность выживать и быстро реагировать в таком скоротечном городском пространстве, невозможно существование стержневых профессий, которые как раз дают и наделяют человека долгосрочным видением, встроенностью в коллективную структуру, а значит и способностью выстраивать планы в более долгосрочной перспективе и, таким образом, брать на себя ответственность за какие-то более длительные обязательства.
Если мы посмотрим на фордистскую структуру трудовой этики, то там вполне очевидно встроенность человека в полнее классическую трудовую структуру. Где все-таки работодатель и работники стремились как-то существовать, давали друг другу обязательства и стремились их как-то обоюдно выполнять. На сегодняшний день данная управленческая модель заменяется с вертикальной на горизонтальную, когда решение принимается командно, делегируются определённые ответственности полномочия, избавление от лишней рабочей силы происходит новым принципом, достаточно модным, реинжинирингом и другие реалии трудовой этики, которые становятся вполне модными и актуальными, особенно в топ-компаниях.
Что касается осмысленности бытия, то здесь нужно сказать прежде всего, что существование человека в обширной структуре конечно же наделяло его каким-то гарантированным чувством, не вызывало каких-то особых проблем с чувством идентификации, поскольку человек был вписан в уже априори существующую реальность. Он ощущал принадлежность к семье, роду коллективу, однако с приходом промышленной революции, дифференциации общественных структур капиталистической светской городской культурой, такая ситуация в корне меняется.
Нужно сказать, что первый этап городской урбанизации порождает массовую культуру, предполагающую формирование унифицированного стандартного набора вещности, деятельности и духовности, который ориентирует человека на принцип «быть как все», выход в массы.
Уже следующий этап урбанизации представляет собой более зрелый, ускоренный, динамичный, мозаичный, плюралистический мир, мир так называемой третьей волны Тоффлера, характеризующийся разнообразием новых культур, в котором на смену набора общепринятых, уже установленных ценностей и истин приходит постоянно меняющийся сменный набор ценностей.
Так родовая, сословная и классовая принадлежность вытесняются совершенно многообразным набором субкультур, стилей жизни. В данной связи хотелось бы привести пример, вполне актуальный на сегодняшний день, когда встречаете в анкетных данных строку LIFE STILE, которая никого уже не удивляет и всеми примерно уже представляется и сразу понимается, что здесь имеется в виду.
Таким образом мир современного города не оставляет иных дорог для человека, кроме как коллажный, мультикультурный, постоянно изменяющийся и противоречивый маршрут в достаточно иллюзорное завтра.
И, что касается финальной части нашего доклада, то хотелось бы сказать, что в условиях, когда объективная реальность представляет собой достаточно быстро обновляющуюся, фрагментарную основу с множеством эталонов групп, субкультур, стилей жизни, ценностно этических систем, то по мнению социального психолога Т.Шибутани, именно такая почва и является причиной маргинальности. Маргинальность же в таком случае мы понимаем как состояние амбивалентности бытия на грани, в силу отсутствия морального стержня, некоего каркаса в силу отсутствия иерархической системы ценностей и социальной укоренённости в обществе. Находясь по обе стороны рубежа, маргинал не в силах присутствовать на той или иной стороне. В данном случае нестабильность, неопределённость и отсутствие контроля над событиями вызывают у маргинала чувство тревоги, от чего он склонен к обращению к более примитивным формам культуры и к упрощению реальности.
Так мы можем это связать опять же с перманентным поиском духовности, с уходом человека в самопознание через йогу, через различные техники, через вписывание себя в реальность какой-то субкультуры, опять же стиля жизни, поиск человека того, что он может проконтролировать.
Таким образом, мы можем говорить о качественно новом содержании урбании как социальной общности, которая формируется капиталистической светской городской культурой на сегодняшний день – это социальная общность, в которой формируется человек, инфантильный в отношении к социальному миру, но обманчиво серьёзный к самому себе. Оттого такой человек не способен осознать свою пограничность, что делает его всегда уязвимым, ведомым и вечно сомневающимся, что опять хотелось бы дополнить, вполне соответствует тем силам, которые на сегодняшний день пытаются как-то проконтролировать и направить эту ситуацию в своих интересах.
Ермишкина А.: Скажите, пожалуйста, я правильно услышала, что есть два типа изменения: первый – с классического мира на постмодернистский, а второй тип изменения происходит уже внутри модернистского мира?
Лапова И.: На самом деле мы берём за основу те изменения, которые мы описываем, все-таки происходят в мире постмодерна. Пока мы не выдвигаем какой-то другой интерпретации.
Ермишкина А.: То есть речь шла об изменениях внутри постмодернистского мира?
Лапова И.: Да, это просто не ставится в основу рассмотрения данного феномена именно в ключе постмодерна.
Ермишкина А.: Смотрите, тогда же не совсем понятно, если человек совершенно спокойно привык к постоянной мобильности профессии, то вроде бы это становится константой и как изменение он перестает это чувствовать. Это уже норма, и, в общем, «речка движется и не движется». Вроде бы всё нормально. Пафос Ваш был в тех местах, которые были по-хорошему пафосны, они как раз были относительно того, когда смена идет с какой-то классической картины на постмодернистскую. Или я неправильно поняла?
Лапова И.: Нет вы абсолютно правильно поняли. В данном случае я имею в виду не классическую, а традиционную картину. Дело в том, что опять же, если вы это сводите к определению самого термина маргинальности, который зачастую воспринимается как состояние периферийности, то в контексте постмодерна, где нет нормы и периферии, здесь этот ключ, собственно эта основа теряется.
Но для нас это тоже является проблематичным, поскольку новый тип идентичности, который формируется вот как раз состоянием переходности, он пока еще нами не обозначается, поскольку намечаются некоторые тенденции. И в данном ключе термин маргинальности мы используем в двух вариантах: более такой реалистический – это восприятие маргинальности как некого состояния, некого содержания, которое свойственно индивиду на сегодняшний день; и более реалистичный – это вот как некий переходный момент, который ведет к формированию нового вида идентичности, в котором совершенно нормально быть мобильным и, соответственно, совершенно другая ценностно-нормативная картина формируется.
Хоружий С.С. Сейчас развивается у нас направление, которое так и называется – маргинальная антропология. Его Станислав Петрович Гурин в Саратове разрабатывает. Соответственно монографии и курсы читает. Вот с базовым пониманием маргиналии Вы знакомы?
Лапова И.: С работами именно Гурина?
Хоружий С.С. Да. И монографии у него есть «Маргинальная антропология». Насколько я знаком, мне показалось, что маргинальность он интерпретирует более резким образам по отношению, у него вообще концепт маргинальности лежит в основе всего.
Он понимает маргинальность более таким экстремальным образом, по отношению к обыкновенной социальности. У Вас выглядела маргинальность несколько умеренной, чем есть, вписывающейся еще в рамки существования человека. Понимание маргинальности у Вас то же самое? Вы сопоставляли его?
Лапова И.: Нет. Дело в том, что мы, конечно же, уделили огромное количество времени именно изучению интерпретации феномена маргинальности, и скорее, я бы сказала, что ближе к нам трактовка Атаяна, который также написал большую работу по социомаргиналистике. В данном случае там как раз маргинальность разбирается не как периферийное состояние, не как экстремальное в некой норме общества, а всё таки уже как перманентное состояние, в котором ставится акцент на содержание как раз этого состояния, нежели того, на периферию чего оно выносится.
Лаптева А.В. (Красноярск): Ирина Юрьевна, Вы произнесли такой обширный обзор по вашей теме. Пожалуйста, помогите отреагировать и назовите основной тезис, на которой бы Вы хотели получить нашу реакцию. Чтобы мы согласились бы с этим или спорить стали. А то я теряюсь немножко. Один тезис, за который бы Вы бороться готовы.
Лапова И.: Честно говоря, я здесь, наверное, увильну, поскольку дисциплина, в которой мы проводим свои исследования – это социальная философия. Она не нацелена на оценочность суждений и внесения некой оценки и тем более рецепта. Поэтому если Вам моё выступление показалось эмоциональным, то скорее всего я просто с собой не совладала, либо было много пафоса…
Лаптева А.В.: Я наоборот хочу, чтобы Ваше выступление было эмоциональным, чтобы Вы боролись за свои идеи…
Лапова И.: Вот сейчас я бы сказала, что происходит маргинализация человека в капиталистической светской городской культуре. К счастью, это пока касается нашей страны в той мере, пока нам навязываются образцы западной культуры. Если мы будем искать новые типы идентичности, как-то стремиться дать собственное определение городу и ориентироваться на не только всемирную историю, но еще и на нашу историю, возможно, нас этот процесс как-то обойдёт. В данном случае я просто даю анализ тенденций, которые намечаются со стороны Запада и уже проявляются в ряде развитых стран, которые еще находятся на Востоке.
Генисаретский О.И.: У меня два вопроса. В зависимости от того, как Вы ответите на первый вопрос, я задам второй. Мы очевидным образам сталкиваемся в литературе и в частности в Вашем выступлении с таким довольно вольным использованием суммы разных типологизаций. Вот некое общество – постиндустриальное, оно же – постмодернистское, оно же – информационное, оно же – общество знания и оно же, между прочим,- постурбанистическое. Вот я просто перечислил, а можно еще просто добавить такого рода типологических характеристик, и потом одно чего-то сменяет: постиндустриальное сменяет индустриальное и т.д.. Вот случай использования одного типа и смена его другим, ну еще мало-мальски что-то там брезжит, понятно…. Но когда одновременно используются несколько типологических характеристик, то как Вы умудряетесь их соединять в одном тексте? Короче говоря, постиндустриальное – это то же самое, что и информационное, или это разные совершенно взгляды и разные типизации? И если разные, то на основании чего они вместе присоединяются к одному объекту? Откуда это такая легкость необыкновенная?
Лапова И.: Но всё-таки в ключе нашей работы мы ставим акцент на том, что в основе данных изменений является процесс урбанизации, который проходит несколько стадий. Информационное общество было использовано….
Генисаретский О.И.: … который проходит несколько стадий, дойдя до того места, когда городской образ жизни стал нормой. И всё общество, так сказать, стало обществом услуг, он распространен на все точки земного шара, т.е. это уже постурбанистический этап. Тогда почему Вы говорите об этапах урбанизации? Она же закончилась. Вы говорите о городе как радикальном и главном объекте.
Лапова И.: Честно говоря, я бы не сказала, что процесс урбанизации закончен…
Генисаретский О.И.: «Я бы сказала, или я бы не сказала» – это не ответ на мой вопрос. Типология – это метод. Им пользуются с помощью какого-т регулярного инструмента. Как Вы им пользуетесь? Почему применяется та типологическая характеристика, а не другая?
Лапова И.: Ну, всё-таки выносится некий элемент, который, на наш взгляд, является ведущим и основным. Если мы говорим про город, то на сегодняшний день урбанизация продолжается и по словам опять же….
Генисаретский О.И.: Вы говорите про эмпирический город, про Новосибирск, в современной России, которая претерпела множество урбанизаций. Но это одна линия разговора, а если говорить о городе, как объекте исследования и проектирования, – то это другая теория.
Лапова И.: Мы не говорим о городе, как некой среде, мы говорим о городе, как о некой социальной общности, в которой формируется ценностно- смысловая картина человека, как о некой модели.
Русанова К. (Новосибирск): Здравствуйте, Ирина Юрьевна. Группа 6113, НГУЭиУ. Вот Вы нам на лекциях рассказываете о ценностях человека в разные эпохи и в разные времена. Какие, по Вашему мнению, ценности у человека сейчас по мимо денег и материального достатка?
Лапова И.: Я бы всё-таки не стала выделять ценности современного человека, поскольку это требует специального исследования. Если Вы хотите, чтобы я дала вам анализ ценностей, которые преобладают в ваших группах, в студенческой среде, то можно здесь сделать наблюдение, что пока у нас, в нашей стране, по крайней мере в Новосибирске, в университете экономики и управления – это достаточно традиционные ориентиры, это семья, дружба, мнение о себе, ну и актуальные и, вполне декларируемые. Внешне – это карьера, деньги, и ничего пока оригинального.
Русанова К.: Но вот Вы говорите, что семья строится не по принципу альтруистичности, а по принципу взаимовыгодности, т.е. получается всё равно семья не является первоначальной ценностью, а первоначальной является выгода, которую человек может получить, находясь в семье.
Лапова И.: Я даю некий обобщающий анализ, который пока либо к счастью, либо, к сожалению, не наблюдается в нашей среде, в среде, которая ориентируется не на светскую городскую культуру, а всё-таки на традиционные устои, пока. Поэтому семья как новая форма, нуклеарная, она наблюдается, но ценности пока в ней формируются традиционные. Это что касается именно нашей ситуации.
Что касается ценностей вообще, то в данном случае ценности только формируются, они достаточно временные и сменные, и набор их меняется у каждого индивидуально в зависимости от среды, в которую человек попадает, от того образа жизни, в который он себя приписывает.
Смирнов С.А.: «В деревню, в глушь, в Саратов…». Нет, ну Пушкину писалось гораздо лучше в Болдино, так что все нормально. Спасибо.
|
