Памяти Александра Зиновьева

Евангелие от Александра

Памяти Александра Зиновьева

10 мая 2006 года скончался Александр Александрович Зиновьев. Казалось, он вечен. Работает. Пишет. Преподает. И времени над ним нет.

И смерти нет. И свет в окне…

Его друг Г.П.Щедровицкий давно ушел. А он все продолжал над собой ставить эксперимент длиною в жизнь. Он так и говорил: я сам – воплощение социального эксперимента. Я – самостоятельная мыслящая субстанция. И самостоятельное государство. Я своей биографией являюсь укором и контраргументом всем режимам и всем теориям, как в СССР, как на Западе, так и в России.

Во времена жизни в Союзе он противопоставил режиму жизнь отщепенца, непротивленца, причем дистанцируясь и от отщепенцев. И во времена жизни на Западе он также не принадлежал никому, не дружил с диссидентами, не участвовал в их группировках. И вернувшись на родину, он всячески убеждал своих соотечественников, что нечего нам учиться у Запада, он давно уже в тупике. А Горбачев – преступник, разрушил великую страну.

Написав в свое время Новое Евангелие от Ивана, он всю жизнь писал свое Евангелие, от Александра, главным призывом которого было: «Живи!»

А началось все в начале 50-х годов прошлого века. Помню, как я, рывшись в библиотеке Иосафа Ладенко, придя к нему в очередной раз поговорить о делах и планах, я нашел ту самую знаменитую распечатку 1954 года кандидатской диссертации Зиновьева «Восхождение от абстрактного к конкретному». Это было задолго до издания всевозможных его трудов, до его возвращения. Я с трепетом взял этот труд. Тонкая желтая бумага, многие страницы отпечатаны вообще на кальке. Буквы расплывшиеся, копия, наверное, какая-нибудь 20-я. Печаталась на машинке того времени. Как от этой машинописи веяло временем! Рукописи-то не горят! Иосаф Семенович, добрая душа, дал мне ее почитать. И я впервые ее проработал, зная о ней со студенчества только со ссылок В.П.Тыщенко.

Затем на очередных чтениях памяти Щедровицкого в 2003 году эта диссертация уже продавалась с автографом автора. Я купил. Просто на память. Но та машинопись дороже.

Он не был ученым, как бы кто ни говорил. Не был и писателем. Не был философом ex professio.

Ни одна из привычных форм идентичности к нему не подходит. Он сознательно примерял на себе этот колпак отщепенца, интеллектуального маргинала. Его клоунада, буффонада была не просто показной и провокационной, на грани мазохизма. 

Его резкие эпатирующие ответы и оценки в его разных интервью и статьях теперь все более понятны. Только такие ницшеанского типа выпады и могут отрезвить и разбудить от догматического сна.

А с него ведь взятки гладки. Он ведь отщепенец. Он всегда был последовательным. Логика в его жизни была истинно не формальной. 

Например, так метко и зло, так больно и под дых по методологам никто, как он, не бил. Достаточно почитать то, что он написал о методологах «В преддверии рая».

И невольно понимаешь, что это жажда к онтологической правде, сравнимая с жаждой Иисуса Христа. Она дорогого стоит. Но для этого придется себя распинать. И бить своих учеников и мнимых последователей, чтобы они раньше времени не загордились. Я бы советовал многим методологам почитать эти страницы. Они поучительны.

Так рождается новая религия. В этом плане Зиновьев, конечно, пророк. И, разумеется, непризнанный. И его пророчество несравнимо более резкое, нежели у Солженицына.

Потому он никак не может быть сравним ни с методологом Щедровицким, ни с философом Мамардашвили, ни с писателем Солженицыным. Зиновьев создавал свою религию, но без учеников, без монастыря, без обращения к традиции.

Царство его – не от мира сего… 

Так должен поступать всякий честный и частный мыслитель. Он всегда отстаивал только идею и практику личного, индивидуального спасения. Будь то в коммунистической коммуналке, будь то в благополучной западной демократии. Будь то в новой (непонятно какой) России. Везде остается проблема личного спасения. И везде надо держать жестко неприглядно правду, драться за личный душевный иммунитет (но не комфорт!).

Поэтому он был против организаций, против методологического движения, против игрового движения, против научного и философского сообщества, против писательского цеха, против политических партий. Он был против всяческих институций, покоряющих личность. Он был воплощением института по имени Александр Зиновьев..

Никем не ангажирован и никем не куплен.

Но если Евгений Шифферс в поисках правды ушел действительно в религию, в поиск сложного синтеза православия и буддизма, то Зиновьев ушел в чистый мысленный эксперимент, отказавшись от всякого рода традиции. Во всяком случае, по его действиям видно, что он все пытался начинать с нуля. Никак не относясь к традиции (при этом у него все равно получались переклички с традицией, но это уже отдельно).

Его религия – это свод правил о том, как выжить и жить достойно отдельной личности в ситуации всеобщего господства всякого рода коммунальностей, которые уничтожают отдельную личность.

Он – пророк, осуществляющий новый опыт на себе и показывающий его другим. Нате, смотрите!

ГП, человек организации, не мог этого принять. Мераб, претендующий быть европейским мыслителем в духе классической традициями Канта и Декарта, тоже не принял. Но это были лучшие. Что уж говорить о других подпевалах и прихлебателях, живущих во всеобщей коммуналке?

И уже затем, на фоне его опыта жизни отщепенца появляются его работы как исследования, с печатью незабываемой личности, как анатомия всяких форм и типов коммунальной жизни, будь то советская, будь то западная. Он признавал только одну общность – «братство рассеянных в обществе одиночек».

Он с нуля начинал науку. С нуля – философию. С нуля начинал литературу, придумав роман. С нуля начинал строить новую социологию. И создавая их, он их упразднял их как жанр. Ведь не поворачивается язык называть книги Зиновьева новой наукой социологией.     

Его «Зияющие высоты», безусловно, гениальны. Это его самая высокая собственная вершина, выше которой – только бессмертие и память.

А его книга «В преддверии рая» настолько глубока, пронзительна и откровенна, настолько бывает щемящее душевна и экзистенциальна, что хочется назвать ее Евангелием от Александра.

Думаю, нам еще предстоит понять и осмыслить то, что сделал Зиновьев. Его труды – гораздо мощнее открытий ныне живущих и западных, и отечественных авторов.

Эта мощь заключается в формировании в одном человеке удивительного, сложного сплава мысли, личности, уникального жизненного опыта.

Он иронично называл себя Основателем. Смех в том, что он не создавал основ. Не строил концепций и теорий. Не создавал школы. И одновременно делал и то, и другое, и третье. Но как-то не так. А очень по-своему. 

Ушел пророк. Но голос его стучит в наше сердце…

 С.Смирнов