|
Розин В.М.
Может ли общество выступить фактором консолидации и становления российской культуры?
Говоря о том, что в России не сформировано гражданское общество, мы часто не осознаем, что отсутствие гражданского общества не означает, что в России нет общества как такового. Но разве это не одно и то же? Безусловно, нет. Общество существует во всяком развитом социальном организме, оно появляется еще в древнем мире, гражданское общество – продукт нового времени. Но обсудим эти социальные явления подробнее.
Общество. Понять, что такое общество, можно рассматривая социальный статус и бытие человека в культуре. В одном отношении в рамках социальных институтов человек выступает как социальный актор, выполняя определенные роли. Но в рамках общества человек выступает в другой ипостаси: он является условием развития культуры, выступает как носитель всей социальности. Когда в «Политике» Аристотель пишет, что человек по своей природе есть существо общественное и политическое, он, по сути, говорит о том же. Чтобы пояснить это второе понимание человека, рассмотрим сначала одну иллюстрацию.
Образованию в ХV веке империи ацтеков предшествовала следующая история. В начале ХV века мехики жили в небольшом государстве. После избрания королем Итцкоатла, около 1424 года, мехики оказались перед трагическим выбором: или признать власть Максила, тирана соседнего государства, или начать против него войну. Перед угрозой уничтожения король и мехиканские господа решили полностью подчиниться тирану, говоря, что лучше отдаться всем в руки Максила, чтобы он сделал с ними все, что пожелает, а быть может, Максил их простит и сохранит им жизнь. Именно тогда слово взял принц Тлакаэлель и сказал: "Что же это такое, мехиканцы? Что вы делаете? Вы потеряли рассудок! Неужели мы так трусливы, что должны отдаться жителям Ацкапутцалко? Король, обратитесь к народу, найдите способ для нашей защиты и чести, не отдадим себя так позорно нашим врагам".
Воодушевив короля и народ, принц Тлакаэлель получил в свою власть управление армией, укрепил и организовал ее, повел на врага и разбил тирана [4, с. 266-275].
Продумаем этот случай. Король и мехиканские господа представляют собой общество: на собрании вопрос о судьбе страны они решали вне рамок государственных институтов, это было именно общественное собрание, где важно было убедить других (короля, жрецов, господ, народ - это все различные общественные образования, субъекты), склонить их к определенному решению и поступку. Но дальше формируется консолидированный субъект - король и принц Тлакаэлель, возглавившие мехиканских господ и армию и организовавшие поход против тирана. При этом важно, что социальное действие осуществляется уже в рамках и с помощью социальных институтов - армии и жрецов. Поясню теперь, что я понимаю под обществом.
Общество состоит из “общественных образований” (например, партий, союзов, групп, отдельных влиятельных личностей и т. д.), которые обладают способностью вести борьбу, формулировать самостоятельные цели, осуществлять движение по их реализации, осознавать свои действия. Общество образует некую целостность, обладает своеобразным сознанием, создает поле и давление, в рамках которых действуют общественные образования и социальные субъекты. В отличие от обществ культуры древнего мира гражданское общество, вероятно, складывается в следующей культуре – античной.
Именно здесь формируется личность (то есть человек переходящий к самостоятельному поведению, создающий индивидуальный, не совпадающий с общественным культурный сценарий и картину мира) и на ее основе отдельные группы, союзы, сообщества, партии, преследующие самостоятельные цели. Имея общий “плацдарм жизни” и социальные ресурсы, общественные образования взаимодействуют друг с другом, пытаясь склонить других участников общественного процесса, к нужным для себя результатам. В результате этого политического процесса и складываются общественное мнение и решения.
Если говорить об обществе в теоретической плоскости, то можно выделить следующие три его характеристики. Первая: общество имеет два основных режима – активный и пассивный. В пассивной «общество спит» в том смысле, что, поскольку социуму ничего не угрожает, общество бездействует, кажется, что такой реальности нет вообще. Но в ситуации кризиса социума, его «заболевания», общество просыпается, становится активным, начинает определять отношение человека культуры к различным социальным реалиям и процессам.
Следующая характеристика – наличие у представителей культуры представления о взаимозависимости, а также социальном устройстве, понимаемые, конечно, в соответствии с культурными и индивидуальными возможностями сознания отдельного человека. Каждый человек культуры в той или иной степени, кто больше, кто меньше, понимает, что он зависим от других, что культурная жизнь предполагает совместную деятельность, подчинение, взаимопомощь, что все эти отношения обеспечиваются общественными институтами (соответствующий аспект, план сознания назовем «общественным»).
Третья характеристика общества – общение. В ситуациях кризиса или заболевания социума люди переходят к общению, то есть собираются вместе вне рамок социальных институтов и главное пытаются повлиять на общественное сознание друг друга с целью его изменения. Ю.Н.Давыдов, рассматривая в Новой Философской Энциклопедии понятие «общество» точно подмечает обе указанные здесь характеристики: «ОБЩЕСТВО (лат. societas – социум, социальность, социальное) – в широком смысле: совокупность всех способов взаимодействия и форм объединения людей, в которых выражается их всесторонняя зависимость друг от друга; в узком смысле: генетически и/или структурно определенный тип – род, вид, подвид и т.п. общения, предстающий как исторически определенная целостность либо как относительно самостоятельный элемент подобной целостности» [1, c. 132].
Результатом эффективного общения, как правило, является сдвиг, трансформация общественного сознания (новое видение и понимание, другое состояние духа – воодушевление, уверенность, уныние и т. п.), что в дальнейшем является необходимым условием перестройки социально значимого поведения. В этом смысле общество напряжено (структурировано) силовыми линиями поля социума, куда всегда возвращаются общающиеся (чтобы продолжать функционирование в соответствующих институтах). Но одновременно само общество есть своеобразное поле, силовые линии и напряженности которого задаются текущим взаимодействием (общением) всех участников, которые «здесь и сейчас» сошлись на общественном подиуме.
Вернемся теперь к вопросу о том, как в рамках общества мы рассматриваем человека (людей). Он уже не субстрат культуры, а потенциальный носитель всей социальности, а также будущего социального устройства. Именно его активность, направленность и взаимодействие (общение) в рамках общества определяют возможную в перспективе структуру культуры, возможную в том смысле, что новая культура состоится (при этом возможность перейдет в действительность), если имеют место и другие необходимые для формирования культуры предпосылки (семиотические, ресурсные и прочее). Такой человек, назовем его «латентной личностью» является самостоятельным социальным организмом, живущим, однако, и это существенно, в лоне культуры.
Гражданское общество. Эта социальная подсистема складывается довольно поздно, когда устанавливались опосредованные правом и политикой взаимоотношения общества, государства и отдельных граждан. Выступая на «круглом столе» «Гражданское общество, правовое государство и право», Вадим Межуев говорил, что гражданское общество «охватывает собой преимущественно публичную сферу жизни человека в обществе, причем в той мере, в какой она перестает быть монополией властных элит и становится открытой, доступной для всех членов общества. Гражданин – это человек, добровольно взявший на себя функцию политика и совместно с другими участвующий в обсуждении и решении всех важнейших общественных дел, живущий не только частным, но и общим интересом… Каким же образом может быть осуществлен переход к гражданскому обществу? Главным политическим институтом такого общества является, на мой взгляд, парламент... Парламент нужен не рынку, а именно гражданскому обществу; он является важнейшим политическим инструментом создания такого общества, если, конечно, обладает реальной, а не фиктивной властью» [2, с. 16]. Как мы видим, специфические признаки гражданского общества по Межуеву – это полическая деятельность граждан и парламента, которая, естественно, исходит их законов и права. Судя по всему, гражданское общество выделяется из общества только на стадии индустриального общества и становления сфер политики и права.
Одной из предпосылок становления гражданского общества в культуре нового времени была борьба общества против абсолютных монархий, которая привела к становлению государства нового времени. Уже Шарль Монтескье в «Персидских письмах» уподобляет французскую абсолютную монархию азиатскому деспотизму, но критика европейских монархий была в XVII веке почти общим местом. Европейское общество и стоящая за ним новоевропейская личность в целом по логике повторили античный ход, состоящий в сначала в проектировании государства, работающего на общество и человека, а затем и реализации такого проекта. Но конечно, содержание проекта было другим. В соответствии с новым мироощущением монархической власти и ее все более профессионализирующемуся аппарату управления была противопоставлена не менее внушительная сила – народ и человек, действующие исходя из естественных природных законов и к тому же действующие в своем праве (идея общественного договора).
Разрабатывая концепции естественного права и разделения властей, Монтескье, Гоббс, Локк и разделяющие их взгляды правоведы проектируют новый тип государства, призванного стоять на страже не только порядка, но и общества и человека. Действительно, все они настаивают, что государственная власть подпадает под закон (суверен, пишет Гоббс в «Левиафане», «подчинен действию закона так же, как последний из его подданных»; народ, еще более решительно говорит Локк, остается безусловным сувереном, имея право не поддерживать и даже ниспровергать безответственное правительство); что все люди равны и свободны, что государство через систему судопроизводства должно обеспечить права человека на жизнь, свободу слова и веры, на собственность; что разделение властей, обеспечивающее систему «сдержек и противовесов», необходимо для предотвращения такого развития государственной власти, когда последняя работает только на себя, а не на общество и человека. Обращение к праву здесь было вполне естественным, ведь именно в праве общество могло провести свой новый идеал справедливости и утвердить необходимость для власти получить санкцию на управление со стороны общества.
Практическая реализация в XVIII-XIX вв. этих концепций приводит не только с построению правового государства, отличительными признаками которого являются: верховенство закона, реальность прав и свобод индивида, организация и функционирование суверенной судебной власти на основе принципа разделения властей, правовая форма взаимоотношений личности и общества ([6, c. 15]), но и к формированию политико-правового пространства и гражданского общества. И вот почему. Постепенно выяснилось, что общество может реализовать свои планы, лишь создав институции (силы), соразмерные государству с его аппаратом. Такими институциями и выступили политическая система и гражданское общество, складывающиеся в этот период.
В своих работах Е.Шацкий фиксирует три основные дискурса гражданского общества, которые можно назвать “идеологическим” (моральным) дискурсом, “либерально-демократическим” и “проектно-аксиологическим” [11]. Наиболее отрефлексированным, пожалуй, является второй дискурс гражданского общества. Характеризуя его, В.Г.Федотова пишет следующее. “Гражданское общество – 1) общество, в котором сочетаются частные и общие интересы (см. Гегель); 2) общество, достигшее партнерских отношений с государством, способное поставить государство под свой контроль, в котором возможность его членов реализовать свои права и обязанности дополняется способностью государства обеспечить безопасность общества в целом и отдельных граждан; 3) общество, контролирующее не только государство, но и богатство страны, общество с развитыми партнерскими отношениями между обществом, государством и экономикой. В целом гражданское общество можно охарактеризовать как самоорганизующееся начало и сосредоточение негосударственных отношений… Наличие зрелого гражданского общества означает соблюдение неотъемлемых естественных прав человека…Государство со своей стороны трактуется как выражающее интересы граждан. Гражданское общество включает в себя разделение публичной и частных сфер и вместе с тем их взаимодействие ” [10, с. 549-550]. В исследовании А.А.Матюхина анализируется связь гражданского общества не только с государством, но и сферами права и политики, а также институтом собственности, что, в свою очередь, предполагает автономию личности и свободу. Он подчеркивает, что понятие гражданского общества предполагает представление о личности и ее правах (политических и экономических) [5, c. 188, 215-216, 219].
Гражданское общество и право в современной России. О состоянии гражданского общества в России не так давно в Интернете размышлял наш известный философ Валерий Подорога. «Нынешний, объявленный «диалог с властью», - говорит он, - начинает звучать несколько странными обертонами. А, собственно, зачем власти вступать в диалог с гражданским обществом, к тому же если она полагает, что его как бы нет, что его будто еще надо построить? Почему искать диалога с этими слабыми гражданскими союзами, которые не могут оказать ни на что какого-либо существенного влияния?…Идея «равноправного» диалога говорит лишь о поразительной гипертрофии функций власти в современном российском обществе. Власть (в лице ее отдельных функционеров) нисходит до гражданского общества, словно демонстрируя его бессилие и неспособность быть равноправным участником диалога. И это надо признать (чтобы не создавать себе ложных иллюзий). А раз дело обстоит именно так, то неплохо понять, что хочет эта власть, которая вольно-невольно берет на себя и общественно-гражданские функции, стимулируя чуть живое «гражданское общество» (финансовыми и другими льготами; кстати, право их распределения тоже узурпировано властью). Если гражданин уязвим, то власть неуязвима. А как вы знаете, вопрос об уязвимости власти (со стороны общества и гражданских институтов) является условием легитимизации власти…сегодня власть, отказавшись от поиска партнеров и консолидировав применение силы в некоторых направлениях, вернула себе контроль фактически над всеми природными, финансовыми и прочими ресурсами страны, превратилась в нечто вроде благотворительного фонда. Избыток силы порождает чувство милости к падшим. Объявлен Фонд кремлевской политики. И вот по развертыванию этой цепи мы видим, как переформируется, вероятно, почти бессознательно, собственный образ власти. Это действительно всенародный национальный Фонд, который отпускает средства на выживание граждан некой известной всем страны. Высшие чиновники как сотрудники Фонда (включая, разумеется, президента). По принятию решений можно судить об эффективности политики этого Фонда (власти)… Фонд виртуализирует свою политику, поскольку его главная задача состоит в том, чтобы граждане не умерли с голоду, от болезней и не погибли бы в техногенных катастрофах. Иронизировать над этой стороной деятельности Фонда было бы неверно… О чем же говорит подобная фондация власти, да о том, что власть становится все более народной властью и все более (через становящуюся харизму Путина как президента) приобретает черты «гражданственности», подменяя собой развитие гражданского общества как критика и контролера власти» [7].
С анализом Подороги вполне можно согласиться. Да, как и обычно, Россия родила странного монстра – «почти народную власть с чертами гражданственности». Но и право в стране существует в виде не менее удивительного монстра. Оно больше прикидывается цивилизованным правом, чем является таковым. Российское право в значительной своей части теневое и коррумпированное, и, к сожалению, во многих случаях используется не по назначению (в политических целях, прикрывая беззаконие, имитируя красивые фасады демократических сооружений). Что вообще-то и понятно.
Действительно, сегодня в стране не одна монолитная власть, как это было в незапамятные советские времена, а много властей, слабо координированных между собой, к тому же имеющих совершенно разные интересы. Сегодня нет единого культурного сценария, который в свое время интегрировал все население от мала до велика, а много разных идей и соображений, дающих возможность всем жить и действовать по-своему. Сами же власти (президентская, парламентские, крупных ведомств, региональные, предпринимательская, судебная, теневая) еще молодые, и, главное, склонны решать свои проблемы не в сфере права, а вне его. Например, использовать как инструменты давления прессу, суд, «телефонное право», административный ресурс, прямой или завуалированный подкуп (иногда в виде льгот), наконец, если речь идет о теневой власти, даже заказные убийства. Но и политическая система в России в значительной мере работает в том же пространстве. Многие депутаты легко покупаются и продаются, парламент оказался полностью под контролем президентской власти, лоббирование часто принимает нецивилизованный и неприличный характер.
А что народ, то есть общество? По большей части пассивно, а иногда даже способствует противозаконным тенденциям. Например, больше писем приходили в защиту Буданова, задушившего в Чечне, беззащитную девушку, чем в ее защиту. Аргументы таковы: разве можно ставить на одну доску какую-то чеченку и боевого российского полковника, осуждение Буданова – это удар по престижу России и т. п. И понятно, почему общество склоняется к пассивности, попытки населения действовать через право и суд чаще всего заканчиваются неудачей. «Вопреки расхожему мнению о правовой пассивности и чрезмерном долготерпении российских граждан, - пишут Т.Заславская и М.Шабанова, - 66% опрошенных все же предпринимали какие-то действия, направленные на восстановление своих законных прав. Однако для абсолютного большинства (73%) пытавшихся сопротивляться они чаще всего были напрасными» [3, с. 20].
К сожалению, наше общество повсеместно не доверяет существующему суду, который часто, действительно, оказывается не на высоте. За примерами и вовсе не надо ходить: по делу А.Быкова было вынесено более чем странное решение: вроде бы он виноват (правда, доказать это не удалось), ему дают 6 лет заключения, но – условно; и тут же, в зале суда Быков освобождается и уезжает на машине, принадлежащей депутатской группе ЛДПР. Но почему судьи идут на все это, почему суд позволяет собой манипулировать?
С одной стороны, потому, что такова традиция. Вспомним ее: идеологическое понимание судьями своих целей и назначения, "обвинительный уклон" (при этом судья неосознанно подразумевает, что правонарушение (преступление), конечно же, имело место; одновременно он уверен, что презумпция невиновности им соблюдается); судья и другие участники судебного процесса (прокуроры и адвокаты), как правило, исходят из упрощенного понимания юридического познания (исследования) и оценивания - просто как анализ и оценка всех обстоятельств дела, оставляя в стороне критику и обоснование версий сторон, процесс состязательности, строгую оценку всех доказательств на допустимость и недопустимость, взвешивание в ходе оценивания объективных и субъективных соображений и другие, в связи с чем повсеместно обнаруживается низкая профессиональная и методологическая подготовленность судей и других юристов.
С другой стороны, современный судья завален массой дел и это на фоне скромной зарплаты. С третьей стороны, российский судья, хотя формально является независимым, на самом же деле очень даже зависим. На него давят традиция, корпоративные связи, власти разных уровней. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и состояние судейского сознания: судье, также как и обычному россиянину, трудно понять, куда мы идем, какое общество строим, что сегодня является справедливым, а что, только кажется таковым.
Но есть и другие более общие причины, коренящиеся особенностях самой российской культуры. Обсуждая, например, что происходит с судебной реформой, Р.Максудов и М.Флямер пишут следующее. «В 1995 г. Администрация прежнего Президента России перестала поддерживать судебную реформу, соответственно был ликвидирован отдел по судебной реформе и судопроизводству в Государственном правовом управлении Президента РФ. Если взять семь лет, прошедших с этой акции, можно отметить следующее. Инициативы различных групп специалистов, заинтересованных в преобразованиях судебной системы России, не получили достойной реализации. Начавшееся было в рамках Совета по судебной реформе при Президенте России конструктивное взаимодействие общественности и государства не получило своего продолжения. Судейское сообщество не превратилось в субъект строительства правового государства и общества. Ограничивающая действия репрессивной машины государства и тем самым придающая им легитимность судейская корпорация с независимым юридическим мышлением и деятельностью не сформировалась. Многие суды уже давно были бы закрыты, если бы не нарушающие Конституцию России инициативы местных властей по их финансированию. Риторика лозунгов борьбы (войны) с преступностью и усиления карательного начала почти полностью сменила правовые ориентиры. Казалось, что общественность осталась один на один с репрессивной государственной машиной и правовые ограничения действий правоохранительных органов и судов невозможны. По свидетельству многих правозащитных организаций именно в середине 90-х годов расцвели пытки в органах милиции (были выявлены факты пыток не только подозреваемых и обвиняемых, но и свидетелей).
В то же время нельзя сказать, что инициативы в области правосудия прошли незаметно. «Концепция судебной реформы в Российской Федерации» задала основу для действий значительной части благотворительных фондов и лидеров общественных образований. Судейский корпус за 90-е годы претерпел определенные изменения. Уже нельзя сказать как прежде, что большинство судей против судебных преобразований. Более того, сегодня уже многие судьи являются инициаторами преобразований в области юстиции. В некоторых регионах налаживается конструктивное партнерство общественности и правоохранительных органов и судов, позволяющее ограничивать репрессивную политику МВД и прокуратуры. Отдельные представители правоохранительных органов и судов вовлекаются в разнообразные образовательные процессы, а также в проектирование типов деятельности, не использовавшихся ранее в практике реагирования на преступность несовершеннолетних (социальная работа, восстановительное правосудие, реабилитационные программы). В этом процессе участвуют местные КДН и различные отделы областной и городской администрации. В некоторых регионах (Ростовская область, Санкт-Петербург, Москва, Саратов, Урал, Великий Новгород) начата работа по созданию элементов ювенальной юстиции.
Но в целом, процессы, происходящие в рамках судебной системы и в обществе, не сопровождаются соответствующим концептуальным переоформлением замысла судебной реформы. Работа, направленная на правовые преобразования часто строится в рамках представлений, в соответствии с которыми основным механизмом судебной реформы должна быть поддержка Президента, а основным субъектом – судейский корпус. Узкая ориентированность на работу с правоохранительными органами и судами не всегда дает возможность включать в реформирование правосудия других субъектов. На наш взгляд, необходимо: а) признать, что процесс выбора идеала для судебной реформы не завершен, поскольку идеал, предложенный «Концепцией судебной реформы», не был принят обществом и государством; б) обеспечить участие в дальнейшей разработке и реализации идеала судебной реформы тех субъектов общества и государства, которые не принадлежат юридическому цеху. В особенности это касается субъектов городского и регионального управления» [9].
Таким образом, нельзя сказать, что закон и право полностью бездействуют. Это не так. В стране медленно идет сложный противоречивый процесс становления права и гражданского общества. Люди учатся использовать закон и право. К тому же наличие законов и установка власти на признание гражданского общества создают, с одной стороны, соответствующие возможности развития социальной жизни, с другой – ограничения, отчасти сдерживающие незаконные поползновения различных социальных субъектов и сил. Правда, нужно сказать, что развитию положительных тенденций сильно препятствует отмеченное выше нигилистическое отношение к праву.
«Закон перестает действовать именно потому, - отмечает В. Подорога, - что обществом не опознается черта нормализации, закон и бессилен потому, что лишается всякой возможности влиять на преступление, соотносить его с устойчивой нормой; общество не в силах оценить результаты применения закона. Черта нормализации почти стерта: в послеперестроечную эпоху всякое преступление оказывается, в конечном итоге, преступлением экономическим (за ним - то ли обнищание и ожесточение, то ли открытое недовольство, то ли потеря ориентиров в новой социальной ситуации, то ли жажда наживы, а то и государственные интересы, выражаемые отдельным коррумпированным чиновником, и т.п.). За преступлением не оказывается преступника. Но в таком случае остается только сделать один вывод: все общество оказывается втянутым в производство преступных практик, кто не преступает, тот не выживает» [7].
Суммируем еще раз особенности российской ситуации. Несформированность гражданского общества и институтов правовой защиты наряду с другими факторами ведут к тому, что, во-первых, социальные конфликты в подавляющей своей массе разрешаются неправовыми способами, во-вторых, в конечном счете все решает власть. Там, где это не противоречит интересам власти или она по каким-либо причинам вынуждена временно отступить (например, под давлением международной общественности, возмущения населения, боязни проиграть выборы или скандала в прессе), россияне все же учатся соблюдать законы и бороться за свои права.
Но известно, что российская власть тоже учится и даже уже научилась использовать законы для своих целей и управлять политическими процессами (выборами, прессой, депутатами, общественными объединениями и т. д.). Блокировав критику и сопротивление со стороны общества, власть, как говорит Подорога, постепенно превращается в своеобразный «народный Фонд» по поддержанию жизни россиян и ее развитию. Спрашивается почему? В целом понятно: если снова не вводить социальный террор (а в ближайшей перспективе это невозможно), жить в мировом сообществе, удерживать власть, осуществляя простую ротацию внутри правящей элиты, то надо, чтобы население было довольно и как-то поддерживало власть, тем более что оно знает, как неплохо живет средний человек в развитых странах.
Состав и ориентации российского общества. Современные культурологические исследования показывают, что общество является одной из «систем жизнеобеспечения» культуры как формы социальной жизни. В свою очередь культура как «социальный организм» воспроизводится и функционирует на основе «базисных культурных сценариев» (своеобразных семиотических геномов культуры), например, представлений о душе человека для архаической культуры, о богах для культуры древних царств, о богах и космосе для античной культуры, о христианском Боге для средних веков, о природе, мире и человеке для нового времени. Базисные культурные сценарии задают основной строй культуры и инвариантны в течении жизни данной культуры. Генезис культур показывает, что под их влиянием складываются и другие основные составляющие культуры (социальные институты, власть, общество, личность, сообщества).
Действительно, в рамках базисных культурных сценариев формируются социальные институты, например, для культуры древних царств – это армия, жреческая и царская власть, хозяйство, образование, судопроизводство. Выполняя в социальном организме определенные функции (внешние или внутренние – защиты, управления, производства, воспроизводства, разрешения конфликтов), социальные институты одновременно строятся так, чтобы соответствовать базисным культурным сценариям. Например, армия в культуре древних царств возглавлялась не только полководцами, но, прежде всего, богами войны и народа, поэтому на нее распространялись все основные сакральные сценарии (необходимость жертвоприношений, уяснение воли и указаний богов, ориентировка в сложных отношениях между главными богами, а по сути, в отношениях с другими институтами).
Общество и сообщества, а позднее (в античной культуре) личность тоже складываются в культуре под влиянием базисных культурных сценариев. Например, общество и сообщества культуры древних царств консолидировались, структурировались и действовали от имени соответствующих богов (каждая община и сообщество имели своего бога покровителя и, когда вырабатывалось коллективное решение, его идея и побудительный мотив приписывались богам). Наконец, и структура власти в культуре, понимаемая автором как инстанция, связывающая людей с системой социального управления, существенно обусловлена базисным культурным сценарием.
Анализ показывает, что базисные культурные сценарии формируются как семиотические схемы при разрешении «витальных катастроф», то есть комплекса проблем, без решения которых новая культура как форма социальной жизни не могла бы сложиться, выжить и развиваться. В становящейся культуре схемы как семиотические образования выполняют две важные функции: обеспечивают организацию деятельности и задают новую социальную реальность. Но и обратно, социальная организация складывается именно при изобретении схем. Одновременно она есть необходимое условие становления культуры: в рамках социальной организации формируются социальные институты и другие социальные образования, например, те же власть, общество, сообщества, личность (см. подробнее мою книгу «Теория культуры» [8]).
Если спроецировать эти представления на рассмотренную выше современную российскую ситуацию, то можно утверждать, что российская культура в очередной раз испытывает метаморфоз, складывается заново. Необходимое условие этого – формирование нового базисного культурного сценария, то есть представлений, которые зададут основной строй российской культуры и обеспечат ее развитие и эволюцию. Но как раз с этим у нас из рук вон плохо: российское общество так и не определилось с такими представлениями, точнее в настоящее время конкурируют самые разные, включая противоположные, концепции и манифесты (возвращение к монархии, социализму и коммунизму, построение капитализма и правового демократического общества, свой особый путь развития, например, евроазиатский и прочее). Как можно понять из вышесказанного, именно российское общество ответственно за построение нового базисного сценария, без которого российская культура просто не сформируется. Однако, что собой представляет по составу само российское общество? Во-первых, это российская власть (федеральная и региональная). Во-вторых, профессиональные и региональные сообщества. В-третьих, партии и другие политические структуры. В-четвертых, манипулируемое пассивное большинство.
В институциональном отношении российская власть не профессиональна и склонна решать сложные проблемы простыми методами. По отношению к российскому обществу она предельно эгоистична, хотя, как мы отмечали, вынуждена все же печься о его благополучии и здоровье. Профессиональные сообщества (в армии, полиции, на производстве, в управлении, в сферах науки и образовании и т. д.), с одной стороны, диссоциированы (негативную роль здесь сыграло отсутствие реально действующих и эффективных профессиональных союзов), с другой – часто тоже эгоистичны. Российские партии выглядят предельно незрелыми и коррумпированными, прежде всего в силу несформированности в России политико-правового пространства и институтов. Наиболее жизнеспособными и живыми сегодня являются региональные сообщества. Это обусловлено, вероятно, тем, что они находятся дальше от федеральной власти (и отчасти в оппозиции к ней) и более консолидированы в силу единства территории и обозримого масштаба хозяйственных и культурных задач. В целом же российское общество пока не консолидировано, не осознало себя единым социальным субъектом, субъектом социального действия. А при такой пестрой картине получается, что пока некому выступить и реальным субъектом формирования нового российского базисного сценария.
Какие все же идеи можно было бы положить в основание такого сценария? Как культуролог я бы предложил следующие.
- Сделать основные проблемы и дилеммы содержанием и целью социального действия. То есть не просто констатировать бедность, пьянство, наркоманию, беспризорничество, сокращение населения, воровство, коррупцию и прочие беды, а поставить задачу в обозримые сроки справиться с этими проблемами.
- Определить свой путь культурного развития, найти свое место в мировом сообществе, не дублируя другие страны, но беря, переосмысляя, все лучшее и работающее.
- Учиться справляться с вызовами времени и жить по-новому, сделав российскую культуру своеобразной «Школой» жизни.
- Поддерживать все тенденции и действия, позволяющие каждому народу в России чувствовать себя как дома и сохранять культурную автономию.
- Развивать все институты и условия, делать все, чтобы власть была эффективной, а личность и общество оставались свободными.
Учитывая наметившиеся в последнее время в России тенденции снижения общей культуры, можно предложить также вариант жизненной стратегии для интеллигенции. Нужно
- готовить предпосылки и условия для становления гражданского общества;
- проносить и сохранять ценности культуры в условиях тенденций к определенной варваризации культурной жизни;
- полноценно жить, формируя свою субкультуру, что предполагает общение, защиту своих ценностей и образа жизни, умное, реалистическое поведение на службе обществу.
Понятно, что сценарий есть только сценарий; чтобы подобные сценарии повлияли на культурную жизнь и сознание россиян, они должны быть привлекательными для российского общества и реалистичными, а само российское общество консолидированным, что опять же невозможно без наших с вами усилий.
Литература
1. Давыдов Ю.Н. «Общество» // НФЭ. Т.3. М., 2001.
2. «Государство и право», 2002. – N 1
3. Заславская Т.И., Шабанова М.А. Социальные механизмы трансформации неправовых практик // Общественные науки и совремнность. 2000. N 5
4. Леон- Портилья М. Философия нагуа.М., 1961
5. Матюхин А.А. “Государство в сфере права: институциональный подход”. Алматы. 2000
6. Нерсесянц В.С. История идей правовой государственности. М., 1993.
7. Подорога В. http://index.gdf.ru/zournal/cont 16.html
8. Розин В.М. Теория культуры. М., 2004
9. Рустем Максудов, Михаил Флямер Городская политика, социализация и восстановительное правосудие // КЕНТАВР. N 29
10. Федотова В.Г. “Гражданское общество”. НФЭ. Т.1.
11. Шацкий Е. Протолиберализм: автономия личности и гражданское общество // ПОЛИС. 1997. N 5-6.
|
